А камю чума краткое содержание. Зарубежная литература сокращено. Все произведения школьной программы в кратком изложении

11 КЛАСС

АЛЬБЕР КАМЮ

ЧУМА

Это произошло после Второй мировой войны в небольшом приморском городе Оране. Вдруг везде стали появляться крысы, да еще и больные - умирали на глазах. Вот уже восемь тысяч дохлых крыс подсчитали. Умер старый привратник в доме доктора Рие. Симптомы похожи на чуму: повышенная температура, увеличение лимфатических узлов. Но уважаемые граждане никак не хотят признать, что в городе чума. Жителей города успокаивают. Говорят, что в больницах все сделано, чтобы лечить тех, кто заболел. Об эпидемии в газетах и листовках речь не идет. Сыворотки для прививок в городе нет.

Люди во время чумы живут так, будто ничего не произошло. Никто не хочет поверить в чуму, которая может разрушить все планы.

И вот наконец было признано, что в городе эпидемия. Все контакты с внешним миром были оборваны. Нельзя было переписываться: зараза. Телефонная связь оборвалась: перегрузки. Еще как-то работал телеграф. Люди были в отчаянии. Приговор власти был таков: выехать из города нельзя. Если кто-то хочет вернуться, пусть возвращается, но обратного пути нет.

Снабжение города очень уменьшилось. Бензина не было, автомобили исчезли с улиц. Многие работники остались без работы. В кино театрах шли старые фильмы, но люди ходили их смотреть - со скуки.

1 Брейгель Питер (около 1525-1569) - выдающийся нидерландский художник. «Падение Икара» относится к числу его самых известных произведений.

Большинство старательно делала вид, что ничего не произошло. Жители города пытались шутить, сидели в кафе, общались. Некоторые кафе выбросили лозунг: «Больше пьешь - микроба убьешь!»

Журналист Рамбер, что случайно оказался в городе, очень страдает от разлуки со своей невестой. Она живет в Париже. Рамбер просит, чтобы врач Рие дал ему справку, что журналист не болен чумой. Пусть его отпустят к любимой. Но Рие отказывает. Если отпустить Рамбера, то за ним последуют другие. Нельзя быть уверенным, что кто-то из них уже не несет в себе чуму.

Рие работает в лазарете. Ежедневно он видит, как матери плачут над детьми, в которых увидели отталкивающие красные волдыри - признак чумы. Рие уже не имеет силы сочувствовать.

Отец Панлю на воскресной проповеди провозгласил, что чума - это кара Господня за грехи. В городе поселился ужас.

Писатель Гран спасается от ужаса творчеством. Он работает над каждым предложением в рукописи - это помогает ему не думать об опасности.

Рестораны переполнены. Никто не жалеет денег на дорогие вина и изысканную пищу. Все словно гонятся за последним лучиком жизни. По бульварам гуляют влюбленные.

Врач Рие не прекращает своего труда: «Может, она и бессмысленна, но он должен противостоять - это единственный смысл жизни!» Старик Кастель пытается сделать новую сыворотку для прививок. В городе начинают действовать санитарные дружины. Нельзя сидеть сложа руки! Надо сопротивляться чуме, хотя бы для того, чтобы сохранить свое человеческое достоинство.

Между Рамбером и Рие вспыхивает философская спор: что важнее - работа (обязанность) или любовь?

Но несмотря на все философские беседы и человеческие усилия чума все распространяется. Поднимается безжалостный ветер. Начинаются пожары. Кое-кто сам поджигает свой дом, думая, что пламя уничтожит болезнь.

Не было возможности похоронить умерших прилично, трупы бросали в ров. Вывозили их уже без гробов, в трамваях. Кое-кто из родных успевал бросить в окно трамвая цветы - последний привет. Так ехали по городу трамваи - с трупами и цветами.

Понемногу люди привыкали к отчаянию. Это смущало доктора Рие, он считал, что привычка к отчаянию хуже сам отчаяние.

Люди были словно сонные. Они чувствовали, что уж лучше умереть, чем так существовать. Никто уже не надеялся на встречу с любимыми, на возвращение прежней жизни.

Но чума еще и объединяла всех индивидуалистов. Общая беда - все же общая.

Люди не замыкаются в своих домах. Они ходят в театр - это словно вызов судьбе. Нарядно одетая публика слушает оперную арию, и вдруг актер падает - смерть на сцене.

Наконец была готова сыворотка Кастеля. Ее испытали на маленькому мальчику, сыну следователя. Ребенок долго и невыносимо страдала и все же умерла.

Я не могу принять того Божьего мира, где мучают детей! - восклицает врач.

В городе появляются разные пророки. Они ссылаются на Нострадамуса и пытаются вычислить срок окончания чумы.

Среди бедных и богачей растет напряжение. Бедные еле выживают, а богачи ищут себе развлечения.

И вот наконец чума убирается из города. Чума ушла, но проблемы остались. Как говорил один старик: «Разве не вся наша жизнь - чума? »

Повесть Альбера Камю является развернутой метафорой жизни как чумы, где каждый должен сделать свой выбор.

Вопреки заблуждению, человечество так и не победило чуму. Ежегодно более 2000 людей заболевают этой страшной болезнью, и многие из них умирают. В разные эпохи многие посвящали этой напасти свои произведения. Среди них и лауреат Нобелевской премии Альбер Камю. «Чума» (краткое содержание романа изложено в VI разделе) - удивительное произведение. В нем писатель не только реалистично изобразил жизнь города, охваченного эпидемией, но и провел аналогию между чумой и фашизмом.

Автор романа «Чума» Альбер Камю

Родился писатель осенью 1913 года в Алжире. С началом Первой мировой войны отец мальчика погиб, и забота о семье легла на материнские плечи.

Когда Альбер подрос, он получил стипендию в местном лицее, а после его окончания продолжил учебу в Оранском университете.

С в Европе начал вести активную борьбу с ним Камю. Он писал статьи для независимой прессы, в которых критиковал «коричневую чуму».

В начале 40-х писатель переезжает во Францию, где сотрудничает с Движением Сопротивления. Примечательно, что в отличие от СССР, в котором борьба с фашизмом была единственным способом для людей выжить, во Франции гитлеровцы вели себя более толерантно, и многие французы поддерживали их. Участие в Сопротивлении приравнивалось к подписанию смертного приговора исамому себе, и не многие французы рисковали своим благополучием и присоединялись к нему.

В эти годы Камю публикует в подпольных изданиях статьи, критикующие доктрины фашизма. Позже воспоминания об этом периоде жизни лягут в основу романа Альбера Камю «Чума», краткое содержание которого и яляется темой нашего сегодняшнего разговора.

Со временем писатель формирует собственную философию, близкую к идеям экзистенциализма (иррациональность существования). В этот период публикуются повесть писателя «Посторонний» и философское эссе «Миф о Сизифе».

В 1943-м Камю начинает работу над романом-притчей «Чума». Однако закончить и опубликовать его удается только через 4 года.

В последующие годы Камю пересматривает свои взгляды и пишет эссе «Бунтующий человек», из-за которого многие единомышленники начинают относиться к нему негативно, однако книги Камю пользуются популярностью, и в 1957 г. писатель получает Нобелевскую премию.

Жизнь этого человека оборвалась в январе 1960 года, когда он попал в автомобильную аварию. Похоронили Альбера Камю на Лурмаренском кладбище на юге Франции.

Предыстория романа

Идея написать роман о фашизме, возникла у Камю еще в начале 40-х, когда он преподавал в Оране. Однако работу над романом начал только в 1943-м Альбер Камю.

«Чума» (краткое содержание по главам обсудим далее) был дописан только в 1947-м и в этом же году опубликован. Еще не успевшая прийти в себя после войны Европа прекрасно приняла роман-притчу, так как все еще помнили о нашествии «коричневой чумы».

Композиция романа по главам

Язык произведения довольно сух и лишен эмоций, ведь это роман-хроника, состоящий из записей доктора Бернара Риэ и приехавшего незадолго до начала эпидемии Жана Тарру.

Всего роман состоит из 5 глав, каждая из которых иллюстрирует определенное эмоционально состояние людей по отношению к чуме:

I глава - «Отрицание».

II глава - «Гнев».

III глава - «Вседозволенность».

IV глава- «Депрессия и усталость».

V глава - «Смирение».

Главные герои романа

Стоит сначала рассмотреть главных действующих лиц романа, прежде чем начать краткий пересказ содержания.

Чума (Камю Альбер акцентировал на этом внимание) является главной героиней произведения.

Она вездесуща и неумолима, бессмысленна и беспощадна - абсолютное зло. Большинство других персонажей - это герои, сражающиеся с ней. Так, предводителем их можно назвать доктора Бернара Риэ. Это смуглый, темноволосый и кареглазый мужчина 35 лет. Все свои переживания доктор старается держать при себе. Он страдает от разлуки с женой, однако не жалуется и не предпринимает попыток сбежать из города, а день за днем, несмотря на усталость, продолжает лечить больных. Его кредо: «Нужно быть безумцем , слепым или негодяем , чтобы смириться с чумой ».

Противоположностью доктора является молодой журналист из Парижа Раймон Рамбер. Несмотря на многое пережитое (воевал в Испании), репортер остается очень эмоциональным человеком. Случайно оказавшись в зачумленном городе, он пытается выбраться из него ради возвращения к любимой супруге.

Поначалу он ведет себя так, как будто все происходящее вокруг не касается его. Но вскоре меняет свое отношение и, получив шанс спастись, остается в городе и самоотверженно борется с чумой. В первоначальных набросках к роману этого персонажа не было.

Еще один яркий персонаж - Жан Тарру. Он с детства рос в достатке, но, осознав, что другие живут хуже, решил посвятить свою жизнь помощи им. Спустя время Тарру обнаруживает, что своими попытками помочь он часто делал еще хуже. Несмотря на горькое разочарование, с приходом чумы Тарру оставляет свои философствования и организовывает первый добровольческий медицинский отряд, помогающий бороться с заразой. В конечном итоге этот герой гибнет от чумы в преддверии победы над ней.

Отец Панлю. Этот образ воплощает в себе все нюансы христианского мировоззрения. Поначалу он трактует эпидемию как Господнее жителей города. Однако со временем оказывается, что от заразы гибнут и невинные дети, и старые грешники. Несмотря на это, священник не теряет своей веры и принимает происходящее со смирением. Он становится помощником атеиста Риэ и заботится о больных, не жалея сил. Заболев, священник отказывается от лечения и принимает смерть с распятием в руках.

Второстепенные герои

Ознакомившись с основными и второстепенными героями романа Камю («Чума»), краткое содержание произведения будет проще понять.

Мелкий внештатный работник мэрии, 50-летний Жозеф Гран совсем не похож на героя. В обычной обстановке он - классический неудачник, не способный приспособится к жизни. Из-за этого он беден и брошен супругой. Роман всей его жизни так и остается на уровне первой фразы об амазонке. Однако в момент общей беды в этом маленьком человеке просыпается мужество. Он - герой, но не из тех, кто бросается Грану во время хаоса эпидемии удается сохранить спокойствие и продолжать день за днем регулировать работу дружин. Заболев чумой, он чудом выздоравливает, и это происшествие становится началом победы над заболеванием.

Контрабандист Коттар - яркий пример тех людей, которым несчастья только на руку. Пока все гибнут от эпидемии, он радуется наступившему хаосу, из-за которого избегает тюрьмы. Ему удается сколотить состояние во время страшного несчастья, однако внутренняя пустота и одиночество приводят его к сумасшествию. В начале романа он пытается повеситься, но эта суицидальная попытка более похожа на крик о помощи. За его показным равнодушием скрывается одиночество, с которым герой так и не справляется.

Есть в романе и несколько женских образов. В первую очередь это супруга доктора - самоотверженная женщина, до последнего старающаяся не волновать мужа и скрывающая ухудшение своего здоровья.

Такой же достойной выглядит и мать Риэ. Она проявляет доброту и заботу к сыну и его друзьям. Недаром Тарру восхищается ею в своих записях.

Еще в романе упоминается верная супруга Рамбера, дожидавшаяся мужа все время, пока он был заперт на карантине.

Альбер Камю, «Чума»: краткое содержание романа

Разобравшись с композицией романа и главными действующими лицами, стоит перейти к сюжету. Создал в своем произведении довольно четкую архитекторику Камю. «Чума» (краткое содержание по главам лучше изложить) состоит из 5 частей.

Итак, I глава. В ней рассказывается об алжирском приморском городе Оране.

В начале апреля доктор находит на ступеньках своего дома мертвую крысу, а позже еще одну. Проводив супругу на поезд (она уезжает лечиться в санаторий), Риэ обсуждает с местным следователем увеличение количества крыс в городе. Во второй половине дня доктор дает интервью корреспонденту из Парижа Рамберу.

Через несколько дней крысы в городе стали выползать из своих нор целыми стаями и гибнуть. Их количество столь возросло, что только за один день был сожжен 6 231 крысиный трупик.

Вскоре сторож из дома доктора заболел странным недугом и умер. К тому времени крысы исчезли, а люди стали болеть неизвестной лихорадкой с летальным исходом. Риэ собирает коллег, чтобы выяснить, что это за болезнь. Результат анализов показывают, что это необычного вида чума.

Власти города не спешили реагировать на эпидемию, и только стараниями Риэ удалось заставить их провести профилактические меры. А тем временем количество смертей достигает 30 за день, и лишь тогда город закрывают на карантин.

II глава. Даже после начала карантина горожане не могли никак осознать реальности происходящего. Однако когда количество умерших превысило несколько сотен, они начали бояться. Многих жителей отправили в отпуск за свой счет, бензин и продукты первой необходимости продавались лимитировано. Многие магазины закрывались, и только кафе процветали.

В конце первого месяца карантина к доктору пришел журналист Рамбер и попросил помочь ему выехать из города. Риэ не смог посодействовать парню, и тот стал искать другие пути через контрабандиста Коттара.

Тем временем от заразы в день умирало более 100 человек. Чтобы навести порядок, Тарру уговаривает Риэ организовать санитарные группы. Рамбер, ожидая возможности сбежать из города, тоже начинает работать в санитарных дружинах.

III глава. В городе участились случаи мародерства. Бедняки больше страдали, нежели богачи, однако чума не щадила никого. Гробов не хватало, и тела умерших начали сжигать. Люди были в отчаяньи.

IV глава. Чума продолжает свирепствовать. Рамбер, получив возможность сбежать из города, но, воодушевленный примером доктора, остается работать в санитарных дружинах, переписываясь с супругой. В городе разработана новая противочумная вакцина, однако она не помогает. Вскоре умирает священник Панлю. Гран заболевает, но внезапно выздоравливает, а за ним еще несколько больных, и становится ясно, что эпидемия идет на спад.

V глава. Вопреки постепенному отступлению чумы, жители города не могли поверить в это. Однако в преддвериие победы над чумой заболел и умер Тарру, что подкосило доктора даже более, нежели последующее известие о смерти жены в санатории.

В феврале с города был снят карантин, и люди радовались, встретившись с родными после долгой разлуки. Доктор же продолжал работать и размышлял о том, что вирус чумы не убит и способен вернуться в любой момент.

Символы в романе

Несмотря на кажущуюся простоту сюжета, полон символов роман Камю «Чума» (краткое содержание произведения выше).

Самым главным символом в романе-притче является сама чума. Ее распространение происходит вопреки всем законам логики и справедливости. Она не щадит никого: умирают и благородный мечтатель Тарру, и честный священник Панлю. В то же время старик Гран выздоравливает, а контрабандист Коттар не заболел вовсе. В узком понимании чума - это фашизм, едва не погубивший Европу. Однако Камю предлагал понимать ее как символ глобального неистребимого зла, которое всегда рядом, готовое напасть, и с которым нужно бороться постоянно.

Еще символичны предвестники чумы - крысы.

Они подобны маленьким слабостям людей, которые обычно приносят только мелкие неудобства, но при росте их числа способны стать причиной большой беды. Так, поначалу на крыс никто не обращает внимания, пока их не становится много. Примечательно, что в конце романа в городе вновь появляются крысы, как символ того, что человек всегда имеет мелкие слабости, и никто не знает, которая из них способна обернуться в будущем бедой. В данном случае можно провести аналогию с одним из «отцов» фашизма Адольфом Гитлером. Из-за непростых отношений в семье он с детства негативно относился к евреям. В частности этот его недостаток ни на что не влиял, но, когда фюрер встал во главе великого народа, именно эта мелкая слабость привела к гибели миллионов потомков Авраама.

Экранизация

Несмотря на популярность романа, экранизировали его только в 1992 году.

Одноименный фильм лишен многих сюжетных элементов романа, при этом в нем есть интересные находки. Так, чтобы передать атмосферу книги, в фильме напрочь отсутствует музыкальное сопровождение. Кроме того, атмосфера фильма осовременена, и из-за этого выглядит еще более пугающей.

В данной статье мы обсудили сюжет серьезного романа, правда, вашему вниманию представлено лишь его краткое изложение. Альбер Камю («Чума» - далеко не единственное его произведение с философским смыслом) удивительно точно передал атмосферу зачумленного города, и каждому было бы не лишним прочитать эту книгу целиком.

Если свободно изобразить заключения за другое заключение, то и свободно изобразить любой реально существующий предмет через нечто совсем несуществующее.

Даниэль Дефо

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Интересные события, взятые сюжету этой хроники, состоялись 194... года в Оране - обычной французской префектуре на алжирском побережье. Именно городок, следует признать, гадкий: город без голубей, без деревьев и без садов - здесь не услышишь ни шелеста листьев, ни хлопанье крыльев, - словом, город безликое. Новое время года видны только по небу: весной меняется воздух, летом солнце сжигает все вокруг, а осенью город утопает в болоте. Хорошо бывает только зимой. «Самый удобный способ познакомиться с городом - это попытаться узнать, как здесь работают, как здесь любят и как здесь умирают». Наши сограждане работают много, но только для того, чтобы разбогатеть. Сегодня обычное дело видеть, как люди работают с утра до ночи и как потом тратят время, оставшееся им на жизнь. И все же есть такие города, где люди догадываются о существовании чего-то другого. А вот Оран - город, который никогда ни о чем не догадывается, то есть город вполне настоящее. Поэтому вы легко согласитесь: наши сограждане никак не могли ждать случаев, произошедших весной Этого года. Однако задача хрониста лишь сказать «Так было», и рассказчик не имел бы ни малейшего права приступать к такой задачи, если бы случайно ему не удалось собрать некоторые показания и если бы злой часом он не был впутан в все, что собирается рассказать. Но не пора ли оставить рассуждения и перейти к самой повествования?

Утром шестнадцатого апреля врач Бернар Рие, выйдя из своего дома, споткнулся на лестничной площадке в сдохшую крысу, а вечером того же дня на его глазах сдох еще один крыса: он перевернулся и, слабо пискнув, упал, истекая кровью. Вратарь Мишель воспринял это известие как настоящую позор: в доме нет крыс, а этих кто-то нагло подбросил. Словом, это какая-то затея. И Рие не думал о крысах: его жена прихварывала уже год и должна была уезжать в санаторий на лечение. Он посадил ее к спального вагона и, помолчав, сказал: «Когда ты вернешься, все будет иначе. Начнем все по-новому». Ее лицо было мокрое от слез, но она улыбалась. Здесь на вокзале Рие встретил следователя Отона, который держал за руку своего сынишку. Тот встречал жену, которая возвращалась от родственников. Они говорили о крысах, которых все увеличивалось. Вскоре прибыла мать доктора Рие, которая должна была следить за его господу за отсутствия жены. А нашествие крыс в городе не прекращалась. Лезут, лезут!» - говорил со стариковской утешением, потирая руки, один из пациентов врача, старый ядушник, который все свободное время пересыпал горох из одного кружка в другой, полусидя в постели. В тот же день после обеда Рие принял молодого журналиста Раймона Рамбера, который производил впечатление вполне гармоничного человека. Он прибыл от большой парижской газеты взять у доктора интервью относительно условий жизни арабов. Закончили беседу на том, что в последнее время в городе увеличилось крыс и следовало бы об этом написать. На лестнице своего дома Рие увидел молодого соседа Жан Тарру, задумчиво смотрел на крысу, бьющимся в судорогах. «Нашествие крыс - интересная штука», - сказал он, но они решили, что это забота сторожа. Четвертого дня крысы стаями начали выходить на свет и погибать целыми кучами. Дошло до того, что агентство Інфдок сообщил, что только за двадцать пятое апреля собрано и сожжено шесть тысяч двести тридцать одной крысы, за несколько дней цифра достигла восьми тысяч и в городе начался настоящий переполох. Сторож у ворот лікаревого дома казался усталым и быстро и совсем занемог. Рие зашел к нему, чтобы осмотреть. Обессиленный, Мишель почти задыхался и натужно блевал рожевуватою желчью. На шее, под мышками и в паховых зонах у него появились твердые, будто деревянные, узелки, которые остро болели. Он бредил и жаловался на крыс, а на другой день, грезя, скончался в машине «скорой».

Смерть сторожа обозначила границу между первым периодом зловещих признаков чумы и вторым, когда удивление перешло в панику. Как-то утром врача по телефону вызвал один из его пациентов - служащий из мэрии Жозеф Гран: на дверях его соседа Коттара был надпись красным мелом «Заходите. Я повесился». Гран и вытащил Коттара из петли в последнюю минуту. Гран был пятидесятилетним мужчиной, высоким и поджарыми, он был бедным, - поэтому Рие лечил его бесплатно. Каждый вечер Гран работал над своим романом: много лет подряд он оттачивал одно-единственное первое предложение, мечтая, как издатели «сбросят шапки долой перед его совершенным произведением. Женился Гран совсем молодым с юной небогатой соседкой Жанной. Как-то перед Рождеством Жанна восторженно остановилась перед праздничной витриной и, взглянув на своего кавалера глаза, прошептала: «Как красиво!» Он сжал ей руку. Так пришла мысль о браке. Конец истории был весьма прост: уставший от работы Гран, нищета, ни единого просвета в будущем. И Жанна ушла от него, написав: «Я очень тебя любила, но я слишком устала... Я не нашла своей судьбы, но чтобы начать заново жить, счастливой судьбы и не надо». С того времени Жозеф Гран страдает и все время думает о ней. Сосед Грана Коттар был низкорослым товстунчиком, нелюдимым и с нечистой совестью, он имел какие-то проблемы с полицией и очень боялся, что его арестуют.

Тем временем, продержавшись с неделю, щуряча нашествие внезапно прекратилась.

Жан Тарру появился в Оране за несколько недель до начала этих странных событий. Он вел собственные заметки, которые содержат хронику тех времен. В своих записях в начале он выражает большую радость, что оказался в таком бридкому городе. Приводит подслушанные на улице и в трамваях диалоги. И почти не сопровождает свои записи комментариями. Тарру поразила сцена, которую он наблюдал ежедневно из окна своего гостиничного номера. В доме напротив на балкон выходил старенький старичок. Он негромко звал котов, что дремали в тени, рвал белый лист и бросал вниз. Привлеченные роем «бабочек» коты подходили под балкон. И тогда старичок вкусно и метко плевал в котов. Если он хоть один раз достигал цели, он залился хохотом. Во время истории с крысами исчезли и коты и, по свидетельству Тарру, старичок как-то растерялся. Записал Тарру и разговор с ночным сторожем, которому искренне признался, что не пугается через нашествие крыс, а единственное, чего он ищет, - это душевное спокойствие. Каждый день он видел в гостиничном ресторане странную семью (как он позже узнает, это семья следователя Оттона), в которой отец «возникает» женщине и даже детям, обращаясь к ним всегда безапелляционно. В записных книжках Тарру появляется несколько записей о таинственной лихорадке, которая уже посеяла тревогу в городе: он может назвать с десяток случаев заболеваний на нее, и все заканчивалось смертью. Документальную ценность имеет и намеченный Тарру портрет доктора Рие: «На вид лет тридцать пять. Рост средний. Плечистый. Глаза темные, взгляд прямой. Волосы темные, стрижется очень коротко. Походка быстрая, переходит через улицу, не замедляя движения, легко выскакивает на противоположную обочину. Машину водит невнимательно. Ходит всегда без шляпы. Вид человека, хорошо знающего свое дело».

По смерти сторожа Рие позвонил коллеге Ришару и еще нескольким врачам. Получалось, что в течение последних дней было случаев двадцать подобного заболевания. Посетив своего старого пациента-ядушника, Рие увидел, что тот лежит и бредит, а лимфатические узлы у него отекли. Ясно было, что болячки надо разрезать, и больные лежали, как распяты. А Рие звали в новых и новых пациентов с этой самой болезнью. За несколько дней смертных случаев увеличилось. Тогда к доктору Рие пожаловал его старший коллега Кастель. «Надеюсь, Рие, вы уже знаете, что это такое?» - спросил он. «Хочу дождаться результата анализов», - был ответ. «А я знаю. И анализов мне не нужно...» - уверенно начал говорить Кастель. И именно он первый произнес вслух слово «чума». И Рие молча остался у окна, погрузившись в собственные размышления. Цифры росли, и Гран (которому иногда поручали составлять статистические таблицы) принес информацию о одиннадцать смертных случаев за последние двое суток. И на следующий день через незаурядную настойчивость доктора Рие префектура согласилась созвать санитарную комиссию и позаботиться о соответствующую телеграмму - чтобы из Парижа выписали сыворотку.

Префект встретил членов комиссии сдержанно, но не без нервозности. «Главное, - грубо прервал оратора старик Кастель, - главное, выяснить себе - чума это или нет». Кое-кто из врачей даже вскрикнул с удивления, а префект даже подскочил на стуле. Впрочем, анализы указывали, что найден микроб несколько отличается от классического чумного микроба. «Когда эпидемия пойдет с такой скоростью дальше, ее не остановить, она вполне способна за каких-то два месяца истребить половину города. Итак, неважно, как вы ее назовете, эту болезнь, чумой или лихорадкой. Важно одно - не дать ей потерять половину города», - говорил доктор Рие.

На следующий день по совещании известия о заболевании просочились даже в газету, пока в виде туманных намеков, а префектура расклеила городом скромные серые объявления, в которых говорилось о борьбе с грызунами, контроль питьевой воды и дезинфекцию помещений. Близким больного рекомендовалось немедленно сообщать о болезни и проходить санитарный осмотр. А дома на Рие уже ждал Жозеф Гран с новой статистикой, согласно которой цифры росли. Мимоходом Гран рассказал и об изменениях, произошедших с Коттаром: казалось, он хочет примириться с людьми, завоевать их симпатию, показать себя человеком добропорядочной и общительной. Зайдя к Коттара, Рие увидел, что Гран не ошибался.

Когда врач думал о чуме, голова у него кружилась, и он поймал себя на том, что боится. Болезнь быстро прогрессировала, уже через три дня оба корпуса больницы были переполнены. Рие ждал на вакцину, тем временем рассекая желваки у больных. Кастель вытащил все свои книги и часами сидел в библиотеке. При посредничестве доктора Ришара к столице колонии прислали докладную, требуя распоряжений. За день поступила сыворотка.

Тем временем в город пришла весна: с городских окраин на базары завезли тысячи цветов. Тарру и дальше наблюдал за старичком, а старичок и дальше плевал на котов. Гран вечерами спешил домой к своей - таинственной для посторонних - труда. Коттар слонялся по городу, господин Оттон муштровал домашних, а журналист Рамбер, который прибыл в город написать о быт арабов, спокойно и с интересом оглядывался по сторонам. Эпидемия, казалось, утихла, а потом стремительно пошла вверх. Того дня, когда было зарегистрировано тридцать смертей, Бернар Рие перечитывал официальную депешу, в которой стояло: «Официально объявите о чумную эпидемию. Город считать закрытым».

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

С тех пор чума, можно смело сказать, стала общим делом. К тому времени каждый занимался своими делами, а теперь все почувствовали, что оказались в общей ловушке и что следует как-то приспосабливаться к ней. Пожалуй, самым заметным следствием объявления города закрытым было это внезапное разъединение людей, совершенно к разлуке не готовых. В первые же часы, когда запрет набрала силу, префектуру буквально обступила целая толпа просителей, которые выдвигали одинаково уважительные причины. Только через много дней мы осознали то, что в этой ситуации отпадают все компромиссы и что такие слова, как «договориться», «услуга», «как исключение» уже потеряли всякий смысл. Лишили нас даже такого невинного удовольствия, как переписка, ибо письмо может стать носителем инфекции. В течение нескольких дней из-за перегрузки телефонных линий и давку в переговорных кабинах междугородные телефонные разговоры также были совершенно запрещены. Единственным спасением, следовательно, остался телеграф. И штампы, употребляемые при составлении телеграмм, не могут не иссякнуть, - и вскоре все свелось к обмена шаблонами: «Все в порядке. Думаю о тебе. Целую». Когда стало ясно, что никому не удастся покинуть город, кто обратился с запросом, могут вернуться те, кто выехал из города к эпидемии. Запрос был дан. И кое-кто даже опрометчиво им воспользовался. Тогда мы стали свидетелями лишь одного случая, когда чувство оказалось сильнее страха перед смертью. И это были не молодые влюбленные, а пожилые супруги Кастель. Эта внезапная разлука со всей очевидностью показала, что они не могут жить друг без друга. И перед этой новой истиной ничего не весила и чума. И для других разлука должна была кончиться только вместе с эпидемией. Поэтому первое, что принесла нашим согражданам чума, было заключение. И они испытывали боли всех изгнанников и заключенных - жить памятью, когда память уже ни на что не нужна. Но не забываем и о тех, кто потерпел двойного изгнания. Для таких, как, например, журналист Рамбер, муки оторванности от мира усиливались и тем, что они находятся в чужом им городе, где застала их внезапно чума. Наши сограждане избегали любых прогнозов об окончании эпидемии, и откровенные разговоры быстро прекратились. Поэтому каждый из нас должен жить сам, один на один с этим небом. А тем временем чума заворачивала корабли, когда взяли курс на Оран, в город не въехало ни одной машины. Префект ежедневно сообщал, статистические данные, но просил публиковать их в виде недельного возведения. Однако публика опомнилась не сразу. На третьей неделе газеты сообщили о количестве умерших - триста два. И, может, такая смертность вполне нормальная? Лишь когда кривая смертности резко прыгнула вверх, общественность осознала истину. Оран убрал причудливого вида: движение транспорта и продажу бензина было строго лимитировано, роскошные магазины закрывались, потому что до города поставляли только самое необходимое. Прохожих стало больше, потому что после закрытия нескольких магазинов и некоторых контор люди вышли в вынужденные отпуска, а город приобрел обманчивого вида праздничности. Кинотеатры и кафе воспользовались случаем и неплохо зарабатывали. На людях наши сограждане вели себя весьма весело, и не один Коттар во всем городе искренне радовался: «И оснований вроде нет, чтобы эпидемия прекращалась. Все пойдет наперекосяк. Прекрасно! Скоро мы все с ума сойдем, поверьте!» - говорил он мягким голосом, что не подходил к его слов. Зная, что пока продолжается чума, о нем не вспомнят и арест ему не грозит, Коттар находился в приподнятом настроении и чувствовал себя в полной безопасности.

Через три недели после закрытия города Рие возле лазарета наткнулся на молодого человека, который ждал на него. Это был журналист Раймон Рамбер, который прибыл в город еще до начала эпидемии и просил содействия: «не могли бы вы выдать мне справку, где бы официально подтверждалось, что у меня нет этой проклятой чумы?». Он мечтал что-вырваться из города: в Париже у него осталась жена. И доктор Рие отрицательно покачал головой, потому что действительно не знал, больной Рамбер на эту болезнь и не подхватит он ее в тот миг, когда выйдет от него; в конце концов, существуют законы и распоряжения, на которые надо учитывать. Пытаясь утешить Рамбера, доктор заметил, что в Оране теперь горы материала для интересного репортажа. И Рамбер был настроен на другой лад: «Я родился на свет не для того, чтобы писать репортажи. Может, я родился на свет, чтобы любить женщину. ...Вы живете в мире абстракций!» - говорил он горячо. Пообещав держать доктора в курсе своих успехов, он зашел в подъезд гостиницы, где жил и Тарру.

Конец первого месяца поветрия омрачился новой вспышкой чумы и отличился пылким котельную отца Панлю, иезуита, ведь церковь решила тоже бороться с чумой собственными средствами, провозгласив неделю всеобщих молебнов. Собор был полон богомольцев, ибо вход в порту было запрещено и привычные морские купания отпали, и пахоте имели какое-то особое настроение, хотя и относились к чумы как к незваной гостьи, как пришла, так и уйдет. «По крайней мере вреда от этого не будет», - думала ли не большинство. Отец Панлю ухватился за край кафедры и начал речь: «Братья мои, вас поразила беда, вы сами навлекли ее на себя, братцы. ...От самого начала истории человечества эта кара Божья укрощает слепых и полных гордыни. Опомнитесь и станьте на колени». Эта фраза прозвучала так властно, что кое-кто, поколебавшись, соскользнул со стула и вклякнув на молитвенном лавочке. Другие подумали, что надо последовать их примеру. Любвеобильный отец, не жалея красок, описал жуткий образ бича Божьего - и слушатели словно увидели его над городом. «И спасительный путь указывает вам также окровавленный копье, и он же подталкивает вас к Богу. Тот самый бич, что мучает вас, подносит каждого и указывает ему путь. Самым проницательным умам он показывает осенит свет вечности в недрах любого страдания». Трудно сказать, подействовало то проповедь на наших сограждан. Просто после него они острее почувствовали то, что до сих пор казалось им как-то невнятно, что их обреченно, неизвестно за какие преступления, на заключения, которое невозможно себе представить. Атмосфера в городе изменились, казалось, в нем поселился страх. В атмосфере все большей паники кто-то пытался выбраться из города, обманув военные границы или силой. Не собирался останавливаться и Рамбер. Сначала он попытался все официальные способы. Он потратил изрядно нервов, составил представление о том, что же такое мэрия, и даже разработал классификацию служащих. Но желаемого результата не добился. Через некоторое время ему прислали анкету с просьбой точнее ее заполнить. В душе Рамбера блеснул огонек надежды, и быстро угас: анкеты рассылались на случай, если он заболеет чумой и умрет. Поэтому для Рамбера наступил одновременно и самый трудный и самый легкий период: период оцепенения, когда журналист часами бродил по городу, сидел в кафе, заходил и на вокзал читать старые расписания поездов... сам город, казалось, также оцепенела: наступило настоящее лето, и все страдало от немилосердной жары. Жан Тарру опять же подробно описал эти дни в своих записных книжках. К бубонной чумы підпряглася еще и легочная. Количество смертей росла. Статистику вновь сообщали за один день, а не за неделю: потому сто тридцать, конечно же, меньше, чем девятьсот десять. Кошачий старичок лишился своего развлечения, потому бездомных котов расстреляли как возможных носителей блох; директор отеля подавлен; господин Оттон неизменно ходит обедать к гостиничного ресторана, теперь уже только с детьми (жена похоронила мать и теперь на карантине). Вспоминает Тарру и о разговоре с доктором Рие, которую он сам придумал.

В тот день Тарру говорил врачу о необходимости создания новых санитарных дружин из гражданского населения, ведь попытки префектуры ни к чему не привели. И Рие, конечно, согласился на такое предложение, Хотя этому предшествовала долгая беседа. Уже на следующий день Тарру взялся за работу и создал первую санитарную дружину, по примеру которой должны создаваться и другие. Впрочем, рассказчик не намерен придавать большого веса этим санитарным отрядам. Приписывая слишком большой вес добрым поступкам, мы тем самым воздаем хвалу и самому злу. Вполне понятно, что все они приступили к организации этих жен, ибо было бы непостижимо, если бы они этого не сделали. Многие тогда говорили, что ничего не поможет и самое лучшее сейчас - упасть на колени, и ни Тарру, ни Рие, ни их коллеги и приятели таких взглядов не разделяли. Да, и старик Кастель приложил все усилия к созданию новой сыворотки собственными силами, и со дня на день надеялся получить первую партию. Работу статистического учета в санитарных дружинах взял на себя Гран. Незадолго до того Гран доверил друзьям тайну своего загадочного произведения и даже прочитал первое и пока что единственное предложение: «Погожего майского утра чепурная амазонка верхом на великолепной гнідій кобыле скакала по цветущим аллеям Булонского Леса...» Впоследствии она уже фигурировала как элегантная, потом как стройная, а кобыла - как сытый, лоснящийся и т.д. Гран так мучился над подбором нужного слова, что выглядел время очень уставшим, и не покинул работы со статистическими данными для санитарных дружин.

Тем временем Рамбер все еще не оставлял намерения выбраться из города. И если уж официального разрешения ему не добиться, он решил использовать с «других каналов». И человеком, который знает некоторые лазейки, оказался Коттар, сам он тогда занимался контрабандой мелких товаров. Коттар свел Рамбера со своим знакомым Гарсией, а тот устроил им с Раулем, другим посредником, встреча, которая состоялась за несколько дней. Круг Рауля сидел какой-то тип, что обещал свести Рамбера с «двумя нашими приятелями». Мужчину звали Гонсалес; когда Рамбер узнал, что тот интересуется футболом, разговор быстро завязалась. Лишь за несколько дней журналисту повезло выйти на новых людей в этом деле, - Гонсалес представил их как Марселя и Луи, которые в составе поста из четырех человек охраняют западную ворота. Поэтому Рамберу стоило поселиться в них и ждать следующей неделе подходящего момента. Договорились о новой встрече. И на следующий вечер, хоть Рамбер и ждал два часа, никто не появился. Тогда ему ничего не осталось, чем спросить у Рие, как связаться с Коттаром, и начать все сначала. Рамбер поймал себя на мысли, что во время этой беготни он и не вспоминал почти про свою жену. Часто он заходил к доктору Рие, где они подолгу говорили втроем с Тарру, иногда заходил и Коттар или Гран. Коттар не собирался вступать в санитарных дружин: Зачем бороться с чумой, когда она мне выгодна? - говорил он. Как-то Рамбер рассказал, что воевал в Испании и с тех пор понял, что человек способен на большие подвиги. «Но если она не способна на большие чувства, ее для меня не существует», - добавил он. Он сказал, что с него достаточно людей, которые умирают за идею, что он не верит в героизме потому что знает, что быть героем легко, но этот героизм губителен: «Единственное, что для меня ценно, - это умереть или жить тем, что любишь». Рие ответил, что человек - не идея, а единственное оружие против чумы - это честность: «Быть честным - значит делать свое дело». Уже попрощавшись, Тарру попросил Рамбера, знает ли тот, что в Рие жена находится в санатории в нескольких сотнях километров от Орана. Рамбер удивился, а на следующее утро позвонил врачу: «Вы не против, чтобы я работал с вами, пока мне представится возможность выбраться из города?» На том конце провода на некоторое время наступила тишина. «Конечно, Рамбере. Спасибо вам», - ответил врач.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Так в течение долгих недель узники чумы дрались как умели и как могли. Но кое-кто из них представлял себе, как, скажем, Рамбер, будто они еще действовали как люди свободные, будто им дано право выбирать. И в ту пору, в середине августа, чума одолела всех и вся. Теперь уже не стало отдельных, индивидуальных судеб - была только наша коллективная история, точнее, чума. Именно того года, посреди лета, поднялся ветер и несколько дней подряд сок зачумлене город. Ни одна капля дождя не освежила Орана, и он весь укрылся серым налетом, который лупився под порывами ветра. Теперь вечерами по улицам уже не юрмився люд, пытаясь растянуть прожитый день, чаще встречались отдельные группы людей, которые спешили вернуться домой или заглянуть в кафе. И пустой город, убілене пылью, пересякле морскими ароматами, лунке от крика ветра, стонало, как проклятый Богом остров. До сих пор чума косила людей на окраинах, бедных и населенных, и вот она опрокинулась на центр города. Кто-то додумался окружить несколько особо зараженных кварталов и выпускать отсюда только тех, кому это необходимо по работе. Те, что попали в окружение, считали жителей других кварталов свободными людьми, а эти последние тешились мыслью, что другим хуже, чем им. Где-то на ту пору началась череда пожаров, причиной которых становились самые люди, которые, вернувшись из карантина, обезумели от горя. Пришлось прибегнуть к жестким мерам в отношении этих поджигателей, и они подействовали, потому что люди не так боялись оказаться в тюрьме, как понимали, что заключение теперь - все равно что смертный приговор. Чума слишком свирепствовала среди тех, что жили вместе, то есть среди воинов, монахов и арестантов. В городской тюрьме стоит платила дань болезни наравне с арестантами. С точки зрения самой чумы, в тюрьме все были одинаково обречены на смертный приговор, и, возможно, впервые за долгие годы там царила полная справедливость. Монахов обоих городских монастырей порозселяли по добропорядочных семьях. Пожары пылали и в некоторых головах: вновь совершено было нападения на городские ворота, поднялась стрельба, даже нескольким удалось сбежать. Тогда посты усилили. Появились и случаи мародерства, расстрел двух мародеров не произвел должного впечатления, поэтому власть делала вид, что ничего не замечает. В конце концов, введено было комендантский час.

Наиболее характерной особенностью тогдашнего погребального обряда стала торопливость. И, понятное дело, по крайней мере в начале эпидемии родные были оскорблены в своих лучших чувствах. Со временем стало трудно с продовольствием, и у людей просто не стало времени рассуждать. Так материальные трудности исчезли добром. Вскоре уже не хватало гробов, полотна для саванов и места на кладбищах. В лазарете доктора Рие осталось всего пять гробов. Родственникам запретили присутствовать на похоронах, потому что сам обряд выродился в довольно неприглядную формальность. В конце пустыря выкопали две огромные рвы, на дне которых шипело негашеную известь. Впоследствии для работ, связанных с погребением, не хватило персонала, потому что большинство погибало от чумы, и через розладнане экономическую жизнь желающие выполнять эти работы находились. Рвы копали глубже, и пришлось искать новых путей захоронения. Тогда кто-то посоветовал использовать мусоросжигательную печь, а трупы свозить трамваями, которые раньше ходили над морем. И летними ночами к вспашке долетал звон трамваев, груженных трупами и цветами, которые тайком приносили родственники умерших. Эпидемия на то время стабилизировалась, и страдания от разлуки теряли свой первоначальный пафос. Лишенные памяти и надежды, люди укоренились в настоящем дни, даже потеряв способность к оценочным суждениям. Рие считал, что беда не столько в отчаянии, сколько в том, что до отчаяния привыкли. Чума лишила многих способности к любви и дружбы, ведь любовь требует хотя бы капли будущего, а все углубились в данный момент. Весь этот долгий этап был фактически долгим сном: «Наша любовь была долготерпением без будущего и упрямым ожиданиям...»

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

В сентябре и октябре чума все еще підминала под себя город. Крайне усталые доктор Рие и члены санитарных дружин заметили, как нарастает в них какое-то странное равнодушие: они знали все о работе, которую выполняли, однако почти не интересовались общей цифрой жертв, которых унесла чума в последние дни или недели. Даже Гран не мог бы подвести общие итоги. Он никогда не мог похвастаться здоровьем, а поскольку совмещал работу в мэрии, санитарной жене и ночную работу ради «шапки долой», то выглядел очень утомленным. Порой он умилялся и долго рассказывал о своей Жанне. Рие тоже заговорил о своей жене, хотя это было и не в его правилах, и потом он пожалел об этом. Сомневаясь, верить или нет утешительным телеграмам от нее, он позвонил врачу и узнал, что состояние ее ухудшилось. Тарру перебрался жить к Рие и его матери и держался устойчивее других. В своих заметках он интересовался в основном Коттаром. Рие начал осознавать степень своей усталости. Среди этой напасти его задачей было уже не исцелять, а регистрировать, ставить диагнозы и изолировать, хотя он еще помнил, как воспринимали всегда врача и как верили, что стоит сделать укол и выпить таблетки, как все будет хорошо. Теперь он приходил в сопровождении солдат, чтобы изолировать больного от близких, и чума воспринималась им как сплошная поражение. Искусственная зачерствілість и усталость помогали ему держаться среди круглосуточного зрелища смерти. Усталость привела к тому, что борцы с чумой и самих себя забросили: все чаще они забывали сделать необходимую прививку, потому что это казалось им лишним и утомительным. Все они надеялись на случай.

Однако была в Оране человек, который не выглядела устало ли сокрушенно, а скорее даже была живым образом удовлетворение. Это был Коттар. Он много общался с Тарру, поэтому заметки этого мужчины были посвящены в основном Коттару. Коттар верил, что чума не примет его, потому что человека, охваченную какой-то болезнью или испугом, не может одолеть какая-то другая опасность. Общее настроение Коттара окреслювався фразой «Я этого всего раньше от вас насьорбався». И особой злобности в его поведении не чувствовалось. Скорее наоборот: он теперь чувствовал себя частью общества, таким, как все, потому что именно стремление тепла гнало людей на улице, в людные места, где чувствовалось, что все они пленники общей беды, что завтра может не наступить для любого из них. Тогда Коттар сказал, что на людей стоило наслать чуму, чтобы они объединились. Цены в городе неуклонно росли, и никогда еще так в Оране не транжирили деньги, а Тарру с Коттаром проводили много вечеров вместе, наблюдая за толпой. Записал Тарру и случай, который произошел с ними в городской опере, куда они пришли послушать «Орфея». Случилось так, что театральную труппу, заехала в Оран, застала чума, и актеры вынуждены были остаться и работать. Спектакль давался раз в неделю, однако неизменно собирала полный зал, где каждый старался выглядеть наиболее эффективно. Вот в третьем акте залу пробежал легкий шум и шевеление - Орфей, странно раскорячку, ступив шаг к рампе, вдруг упал среди декораций. Зрители все поняли и сначала медленно потянулись из зала, и движение ускорилось, превратившись на бег, и поднялась давка, в которой все на ходу забывали веера и кружевные платочки: чума на сцене напомнила о чуме в жизни и сделала неуместными признаки роскоши.

В течение первой недели сентября Рамбер работал, как сумасшедший, помогая Рие, и попросил для себя выходной только для того, чтобы встретиться с Гонсалесом и братьями. Когда он устроил еще одну встречу с Марселем и Луи, те предложили сразу же поселить его у себя, чтобы ждать удобного случая для побега. Она могла произойти только во время дежурства братьев на выезде из города. Дежурство пришлось ждать две недели, а в течение этих двух недель Рамбер работал, не жалея сил. На ближайшей неделе, когда выпало дежурство ребят, Рамбер сидел в их домике, разговаривая с их старушкой матерью и ожидая. Она была на удивление оптимистично настроена, потому что искренне верила в Бога и не забывала посещать мессу. К Рамбера относилась весьма дружелюбно и жалела его, особенно когда он еще сказал, что неверующий. Однажды Марсель вернулся и сказал: «Завтра в полночь. Ждите». Тогда Рамбер направился поговорить с врачом. Он увидел усталого Рие, который продолжал делать свое дело - бороться с чумой, поговорил с ним, и тот сказал, что никто бы его не осудил за то, что Рамбер выбрал счастье, но сам он не может иначе, потому что нельзя одновременно знать и действовать. Рие решил действовать до конца, не пытаясь взвесить, стоит это делать или нет. «Я не еду, я хочу остаться здесь, с вами, - сказал Рамбер Рие и Тарру. - Все-таки стыдно быть счастливым самому». Он вдруг почувствовал, что уже не чужой в этом городе, потому что у него здесь есть обязанности, он тут нужен. Оказалось, что он прислал записку братьям Марселя и Луи с отказом от бегства еще до разговора с Рие, это был его выбор.

Новую сыворотку Кастеля испытали только в конце октября. Она была последней надеждой доктора Рие. Тогда же заболел сын следователя Оттона, который сразу же вызвал врача. Всю семью отправили на карантин (карантинные лагеря было устроено в отеле и на городском стадионе). Мальчика отвезли в вспомогательный лазарет, и после двадцятигодинної борьбы Рие понял, что случай безнадежный. Ребенку сделали капельное вливание, и на утро все собрались возле мальчика, чтобы посмотреть, есть ли какие-то положительные последствия. Кроме Рие и Тарру, пришел отец Панлю, который также работал в санитарной жене, Кастель и Гран, пришел и Рамбер. Мальчик неподвижно лежал под одеялом, судорожно стиснув зубы, его лицо было искажено болью. Он задихав чаще, его начали бить конвульсии. Поборовшись несколько дольше, чем обычные больные, в страшных муках мальчик умер. Рие порывисто выскочил на двор, где устроился на скамье. Отец Панлю был одним из первых в санитарной жене, он видел много, и после этого утра и в нем что-то надломилось. Рие в отчаянии с упреком сказал священнику: «У этого же, надеюсь, не было грехов - вы сами это прекрасно знаете!» Панлю сказал, что смерть ребенка действительно не может не вызывать протеста, но «может, мы должны любить то, чего не можем объяснить умом». Он написал тогда трактат о том, должен ли священник обращаться к врачу. Вторую проповедь он провозгласил одного ветреного дня. Ряды слушателей значительно порідішали: из-за болезни, из-за того, что подобные проповеди потеряли приманку «новизны», через большое количество суеверий и примет, которые в чем-то заступили оранцям религию. Провозглашая эту проповедь, отец Панлю говорил уже не «вы», а «мы». В середине своей речи проповедник сказал: «Братья мои, пришло время. Или надо во все верить, или все отбросить... А кто из нас посмеет отвергнуть все?..» Закончил свою проповедь отец Панлю такими словами: «Братья мои, любовь к Богу - трудна любовь. Она требует полного самоотречения, пренебрежения к своей особе, смирение. Но только Он один может смыть ужас страдания и гибели детей, потому что человек не хотела этого понимать, она может только желать этого. Вот такая наука, которую я хотел усвоить вместе с вами. Такая вера, жестокая в глазах людей и единственно ценное в глазах Всевышнего, к которому мы и должны приблизиться...» Через несколько дней отец Панлю предстояло сменить квартиру и перебраться к одной бабушке, ревностной богомолки, уважение своей хозяйки он потерял ли не во время первого их разговора, когда он был не слишком любезен через усталость. Отец Панлю был изнуренный и вскоре почувствовал волны лихорадки, которая разливалась по всему телу. На следующее утро старая госпожа, удивившись, что отец Панлю не выходит к завтраку, зашла к нему и увидела, что он тяжело болен. И на ее предложение вызвать врача он ответил отказом: это, по его же словам, противоречило его принципам. Она заходила к нему каждые два часа и, наконец, получила ответ, что врача он видеть все еще не хочет, но пусть его отправят в лазарет соответствии с соответствующими предписаниями. Доктор Рие, осматривая позже больного, был удивлен: у него не было всех симптомов чумы. Тем временем отец Панлю подчинился всем процедурам и лежал, не выпуская из рук распятие. Назавтра санитары нашли его мертвым, а в карточке написали: «Случай сомнительный».

В том году день всех святых прошел совсем не так, как обычно. Может, это из-за погоды. Неожиданно наступила осенняя прохлада, на улицах появилась плаще. И если раньше в этот день люди молча двигались туда, где похоронены их близких, неся в руках цветы, то в этом году никто не желал думать о мертвых, о них и о смерти, и так думали слишком много. В печи крематория полыхал фейерверк чумы, но кривая смертности стабилизировалась, достигнув, по словам доктора Ришара, «потолка». Префектуру охватил оптимизм, но когда эта самая чума забрала самого доктора Ришара, оптимизм сменился на настоящий пессимизм, впрочем, оба были беспочвенны. Кастель еще усерднее готовил свою сыворотку. Легочная чума начала быстро распространяться, но случаи бубонной поредели. С продовольствием становилось все труднее, бедные семьи жили в нужде, тогда как богатым не было почти ничего. Бедняки, пухнучи с голода, мечтали о соседние села, где хлеб не такой дорогой. На стенах начали появляться лозунг «Хлеба или воли». Газеты, по приказу сверху, действовали в духе невероятного оптимизма, говоря о спокойствие и выдержку.

Отдельным примером «спокойствия и выдержки» был лагерь для изолированных на карантин, который расположился на городском стадионе. Одной воскресенья Тарру, Рамбер и бывший футболист Гонсалес пошли посетить карантин. Гонсалес, тот самый, который помогал Рамберові в его намерении бежать, взял на себя надзор со стражей у ворот лагеря. Зайдя на стадион, друзья увидели, что полные трибуны, а на поле стоит несколько сотен красных шатров, в которых можно разглядеть носилки и узлы с пожитками. Люди сидели на трибунах вяло и молча. Каждый вечер они должны были расходиться по своим шатрам, а днем ничего не делали. Со временем они даже перестали разговаривать. Там Тарру с Рамбером встретили и господина Оттона, который находился на карантине. «Надеюсь, что Филипп не очень мучился», - сказал он, впервые называя сына по имени, и Тарру отметил, что изменения в этом мужчине состоялись бесспорны. «Правда, правда, ответил Тарру, - он совсем не мучился».

Как-то вечером Тарру решил открыть свою душу Рие. Они вместе посещали старого ядушника, а на террасе над его жилищем и произошел разговор, «...для простоты начнем, Рие, с того, что я уже пережил чуму еще до того, как попал в ваш город в разгар эпидемии. И мне всегда хотелось вырваться. Смолоду я жил с мыслью о свою невиновность, то есть без каких-либо мыслей. Но однажды я начал задумываться. Надо сказать, что бедности я не знал, потому что мой отец был помощником прокурора, то есть занимал большое положение, однако им не превозносился. Мать моя была простая и скромная, я ее любил и люблю, но предпочитаю о ней молчать. Отец со мной церемонился, любил меня. Человек он был не слишком своеобразная, прожил жизнь не как святой и лихим тоже не был, держался середины. Однако он имел одно чудачество: он знал чуть ли не наизусть большой железнодорожный справочник Текса. Сам он не путешествовал, и мог назвать любой маршрут. Своими знаниями он весьма гордился. Прямого влияния на мое становление отец не имел, больше всего - он дал мне окончательный толчок. Когда мне было семнадцать, отец позвал меня в суд послушать его. Он надеялся, что эта церемония поощрит меня стать на его стезю. Мне и самому было интересно посмотреть его в другой роли. Однако с того дня моя память удержала лишь один образ - образ подсудимого. Он походил на сполоханого сыча, я чувствовал только одно: хотят убить живого человека. И я понял, что отец именем общества требует смерти этого человека. С того дня я не мог видеть без дрожи отвращения Тексового справочника. Я прожил дома еще почти год, но сердце мое разрывалось. Когда отцу надо было присутствовать при последних минутах преступника», он вставал раньше. Однажды вечером он попросил у матери будильник, всю ночь я глаз не сомкнул, а назавтра пошел из дома. Он разыскивал меня, и мы даже встретились, но понимания не дошли. Я ходил навещать мать, тогда встречался и с ним. И это его, казалось, устраивало. Когда отец умер, я перевез мать к себе, и она до сих пор жила бы со мной, если бы тоже не умерла. Тогда, в восемнадцать лет, выросши в изобилии, я познал бедность. Единственное, чем я интересовался, были смертные приговоры. Я думал о том, что наше общество основано на убийствах, и не было в Европе такой страны, где я бы не принимал участия в борьбе. Однажды в Венгрии я увидел, как расстреливают человека, с тех пор я стал плохо спать. Вот тогда я понял, что сам как был, так и остался зачумленим, пусть не напрямую, да я и сам осудил на смерть тысячи людей, одобряя действия и принципы, которые потянут за собой. Однако я возражал, что главные зачумленные - это те, что напяливают на себя красные мантии. С тех пор я не изменился. Уже давно мне стыдно. И в этом мире невозможно шагу ступить, не рискуя причинить кому-то смерть. Вот почему я решил отбросить все, что хотя бы отдаленно, из добрых или злых намерений, оправдывает убийство. Эта чума не принесла мне ничего нового, кроме понимания, что надо бороться с ней бок о бок с вами. Я положил себе во всех случаях становиться на сторону жертв, чтобы хоть как-то ограничить размах бедствия. Оказавшись в числе жертв, я могу попытаться нащупать путь к третьей категории, то есть к миру». Тарру замолчал, и на террасе наступило молчание. «Теперь я знаю только одну конкретную проблему: можно ли стать святым без Бога», - чуть позже сказал Тарру. Еще поговорив, друзья решили в знак укрепления своей дружбы пойти искупаться в море, потому пропуска они имели. На побережье Рие познал какое-то тревожное счастье и увидел похожее чувство и на лице своего друга. С того дня сердцем они сроднились.

Чума целый декабрь пылала в груди сограждан. Господин Оттон, едва выйдя из карантина, собирался взять отпуск и вернуться туда как доброволец. «Во-первых, у меня будет занятие. А во-вторых, возможно, мои слова покажутся вам глупыми, но там я буду меньше чувствовать разлуку с моим мальчиком», - говорил следователь, и в его твердом и безвиразному взгляде вдруг возникала нежность. Тарру теми днями, как всегда, появлялся всюду, и его спокойствие действовало и на других успокаивающе. Рамберові удалось наладить переписку со своей женой. Коттар благоденствовал и богател на своих махинациях.

Накануне Рождества Гран не пришел в назначенное время, поэтому его решено было искать. Через некоторое время Рие приметил Грана. Он стоял, прижавшись к витрине с деревянными игрушками, а по лицу его текли слезы. Рие догадался о причине тех слез, и к его горлу тоже подступили рыдания. Врач подумал, что наш мир без любви - мертвый мир. Гран думал о своей Жанне. Когда врач отвел Грана домой и уложил в кровать, легкие ему заложило. За ним ухаживали Тарру и сам Рие, однако за короткое время болезнь очень продвинулась. Однажды вечером Гран попросил врача прочитать последнюю версию его рукописи. Рие взял в руки пятьдесят листов, исписанных вариациями той самой фразы. На последней странице был окончательный вариант и несколько слов начале письма: «Дорогая моя Жанна, сегодня Рождество...» Рие начал читать: «Погожим майским утром стройная амазонка на великолепном гнідій кобыле неслась среди цветов по аллеям Булонского леса...» «Сожгите его!» - за несколько минут попросил Гран. Рие послушался. Впрыснув Гранові сыворотку, врач сказал Тарру, что Гран вряд ли протянет до утра. И на утро лихорадка прошла, в полдень ничего не изменилось, а к вечеру стало ясно, что Гран спасен. Рие ничего не понимал в этом воскресении из мертвых. В течение недели Рие столкнулся с несколькими случаями подобного выздоровления. Тем временем старый ядушник, увидев Рие и Тарру, вновь удовлетворенно потирал руки: «Опять лезут. Крысы!» Рие ожидал последнего сообщения с общими итогами. В соответствии с ним болезнь наступала.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Вопреки этом непредсказуемом спада эпидемии, сограждане не спешили радоваться. Они уже отучились рассчитывать на близкий конец эпидемии, и в глубине каждого сердца зарождалась надежда. Чума утихала не сразу, и теряла силы быстрее, чем позволительно было надеяться. Теперь Кастелева сыворотка приносила одно за одним счастливы выздоровления, тогда как ранее почти не действовала. Складывалось впечатление, будто сейчас травят уже саму болезнь. Лишь иногда чума уносила нескольких больных, несмотря на надежду на их выздоровление. Так не повезло и Господину Оттону. И вообще, приходилось констатировать, что чума уходит так же внезапно, как пришла. Сначала город внешне вроде бы и не изменилось. Днем было тихо и пустынно, вечерами улицы заполняла толпа, одетая в пальто и шарфы, потому что город окутал странный для этой местности холод. В течение всей недели ситуацию воспринимали довольно противоречиво. Кем овладел настоящий скепсис, но те, кто жил в разлуке с любимыми, преисполнились надежды. Начали стихийно появляться признаки оптимизма. Было зафиксировано снижение цен, хотя с точки зрения чистой экономики это было непостижимое явление наблюдалось явление чисто морального характера. Оба монастыри стали такими же, как раньше, и братия снова зажила общей жизнью. То же самое можно сказать и о военных. Наконец после продолжительной консультации с медицинской комиссией префектура объявила, что эпидемию можно считать прекращенным, но из соображений осмотрительности город останется закрытым еще две недели. И вечером двадцать пятого января радостное возбуждение охватило весь город. Образ близкой свободы был орошенный слезами и сиял улыбкой. В тот вечер Тарру, Рие и Рамбер вместе с гурьбой бродили по городу. Тогда же в городе заметили кота - все коты исчезли с началом эпидемии. «Вот старый напротив будет рад», - думал Тарру. Но на следующий день, как и позже, ставни оставались закрытыми, с чего Тарру пришел к выводу, что кошачий старичок или обиделся, или умер. Тогда же записи Тарру приобрели какой-то странного вида, письмо стало неразборчивым, а автор перескакивал с одной темы на другую. Написано там о Грана, который снова приступил к работе, о Рие и его мать, ее улыбку и манеры. «Моя мать была такая же, я любил в ней эту способность добровольно знічуватись, и более всего мне хотелось бы быть с ней», - писал Тарру.

Нашелся в городе и человек, которого известие об окончании эпидемии изрядно зажурила, - это был Коттар. Он часто заходил к Рие, чтобы узнать о ситуации с чумой, и каждый раз по оптимистичных прогнозах он чувствовал грустинкой или досаду. Вид розхвильованого города несколько успокаивал его, и теперь он круто порвал со всеми, с кем общался, и сиднем сидел дома, заперт в своей дикости. Потом с какой-то стати он снова становился общительный, вел беседы с Тарру, которые тот записывал в своих тетрадях, все чаще жалуясь на усталость. Город готовился начать новую жизнь.

Однажды доктор Рие вернулся домой в полдень, размышляя, не поступила ожидаемая телеграмма от жены. Приоткрыв дверь, Рие сразу заметил, что мать его обеспокоена, потому Тарру заболел. Того утра Тарру поднялся с постели, но вскоре снова лег, температура была очень высокой, сильно болела голова. Это было слишком похоже на начало чумы, однако казалось невероятным, тем более теперь. Госпожа Рие уговорила сына оставить Тарру, не отправляя в лазарет. Рие сделал другу капельное вливание и уже на пороге услышал голос Тарру: «Рие, не надо от меня ничего Скрывать, это мне очень нужно». Вернувшись вечером домой, Рие сразу направился в комнату больного. Тарру чуть пожал могучими плечами: «Теперь игру, кажется, проиграна», - сказал он. Рие с матерью сели в комнате, ночь начиналась для Тарру борьбой. У него были симптомы обоих видов чумы, и это путало все карты врача. Тарру боролся, хоть и лежал неподвижно. Каждый раз, встречаясь взглядом с врачом или госпожа Рие, он пытался улыбнуться. Утром Тарру стало легче, однако и он, и доктор знали, что такое утреннее облегчения является обычным для чумы и в полдень температура вновь поднимется. Рие не вышел на работу того дня и Отменил все визиты к другим больным. В полдень лихорадка достигла апогея. Когда наступил конец, Тарру резко повернулся к стене и глухо вскрикнул, будто где-то в глубине лопнула главная струна. Слезы бессилия застелили глаза Рие. Следующая ночь была ночью тишине. Рие знал, о чем думает сейчас его мать, знал, как она любит его, и знал он и то, что они никогда не найдут слов для выражения своей нежности. Так и их дружба с Тарру не успела расцвести. «Все, что человек способен выиграть в игре с чумой и жизнью, - это знание и память», - думал Рие. На следующее утро поступила телеграмма с известием о смерти жены врача. Он осознал, что в его страдании нет неожиданности, ведь тот же непрерывный боль мучил его уже несколько месяцев. Он сказал матери, что плакать не надо, что он этого ждал, но все равно это очень трудно.

Замечательного февральского утра на рассвете наконец открыли городские ворота, и это событие радостное встретили народ, газеты, радио и префектура в своих сообщениях. Устроили праздник, что продолжалось весь день и всю ночь. На вокзале запухкали паровозы, а в порту уже прибывали корабли. Поэтому этот день стал днем великой встречи. Крепко пригортаючись друг к другу, все, кто уже встретился со своими прибывшими близкими, расходились домой. И для тех, кто не нашел на перроне родного лица, для матерей, мужей, любовников, что потеряли родного человека, в те моменты чума и разлука достигали своего апогея. И на всех площадях танцевали, били колокола, по церквях правили благодарственные молебны, кафе были переполнены. Ту равенство, которой не добилась нависла над городом смерть, дало счастье освобождения, даром что всего на несколько часов. Рамбер того же утра встретил на вокзале свою жену, которая добилась разрешения на приезд к нему. И такие, как Рамбер, думал доктор Рие, нашли отсутствует, нашли то, что уже почти потеряли. Эти по крайней мере какое-то время раюватимуть. Теперь люди знали, что существует на свете нечто, к чему надо рваться всегда и что иногда дается в руки, и это нечто - человеческая нежность.

Наша хроника подходит к концу. И пора уже доктору Рие признаться, что он ее автор, который, впрочем, все время старался придерживаться тона постороннего свидетеля, потому что он должен был говорить за всех.

Во время празднования доктор также работал, потому что болезни не отступают. Когда он собирался завернуть в переулок, где жили Гран с Коттаром, его остановил полицейский патруль: «нельзя. Там какой-то сумасшедший в толпу стреляет». К Рие подошел Гран, которого тоже не пропустили. Стреляли из Коттарового окна. За несколько долгих минут стрельбы полицейские выволокли из дома невысокого мужчину, который все время о чем-то вопил. «Это Коттар, - пробормотал Гран. - С ума сошел». После этого инцидента улица вновь наполнилась гулом толпы, а Гран распрощался с врачом, сказав, что наконец написал Жанне, и снова взялся за свою фразу. Тем временем Рие уже направился к своего давнего пациента, старого ядушника. Поднявшись на террасу, он много размышлял. Над темным портом уже взлетели ракеты официального празднования. Вот тут доктор Рие и задумал написать свою хронику этих событий. Написать, чтобы не уподобиться к молчунов, чтобы засвидетельствовать на пользу зачумленных, по крайней мере память оставить о несправедливость и насилие, совершенные над ними, да и просто для того, чтобы сказать, чему учит тебя бедствия час: люди больше заслуживают восхищения, чем на пренебрежение. Он понимал, что эта хроника не может стать историей окончательной победы, а может быть только свидетельством того, что надо было поступить и что должны поступать все люди вопреки страху, всем личным мучениям, должны поступать все люди, которые, через истому стать святыми и отказ принять беда, пытаются быть зцілителями. Прислушиваясь к радостным крикам, доносившимся из центра города, Рие вспомнил, что любая радость находится под угрозой. Ибо он знал то, чего не ведала эта счастливая толпа и о чем можно прочесть в книжках: бацилла чумы никогда не умирает, никогда не исчезает, десятилетиями может дремать она где-то в закоулке, и, возможно, наступит день, когда на горе и в поучение людям чума пробудит крыс и пошлет их умирать на улицы счастливого города.

Роман представляет собой свидетельство очевидца, пережившего эпидемию чумы, разразившейся в 194… году в городе Оране, типичной французской префектуре на алжирском берегу. Повествование ведется от лица доктора Бернара Риэ, руководившего противочумными мероприятиями в зараженном городе.

Чума приходит в этот город, лишенный растительности и не знающий пения птиц, неожиданно. Все начинается с того, что на улицах и в домах появляются дохлые крысы. Вскоре уже ежедневно их собирают по всему городу тысячами, В первый же день нашествия этих мрачных предвестников беды, еще не догадываясь о грозящей городу катастрофе, доктор Риэ отправляет свою давно страдающую каким-то недугом жену в горный санаторий. Помогать по хозяйству к нему переезжает его мать.

Первым умер от чумы привратник в доме доктора. Никто в городе пока не подозревает, что обрушившаяся на город болезнь – это чума. Количество заболевших с каждым днем увеличивается. Доктор Риэ заказывает в Париже сыворотку, которая помогает больным, но незначительно, а вскоре и она заканчивается. Префектуре города становится очевидна необходимость объявления карантина. Оран становится закрытым городом.

Однажды вечером доктора вызывает к себе его давний пациент, служащий мэрии по фамилии Гран, которого доктор по причине его бедности лечит бесплатно. Его сосед, Коттар, пытался покончить жизнь самоубийством. Причина, толкнувшая его на этот шаг, Грану не ясна, однако позже он обращает внимание доктора на странное поведение соседа. После этого инцидента Коттар начинает проявлять в общении с людьми необыкновенную любезность, хотя прежде был нелюдимым. У доктора возникает подозрение, что у Коттара нечиста совесть, и теперь он пытается заслужить расположение и любовь окружающих.

Сам Гран – человек пожилой, худощавого телосложения, робкий, с трудом подбирающий слова для выражения своих мыслей. Однако, как потом становится известно доктору, он в течение уже многих лет в свободные от работы часы пишет книгу и мечтает сочинить поистине шедевр. Все эти годы он отшлифовывает одну-единственную, первую фразу.

В начале эпидемии доктор Риэ знакомится с приехавшим из Франции журналистом Раймоном Рамбером и еще довольно молодым, атлетического сложения человеком со спокойным, пристальным взглядом серых глаз по имени Жан Тарру. Тарру с самого своего приезда в город за несколько недель до разворачивающихся событий ведет записную книжку, куда подробнейшим образом вносит свои наблюдения за жителями Орана, а затем и за развитием эпидемии. Впоследствии он становится близким другом и соратником доктора и организует из добровольцев санитарные бригады для борьбы с эпидемией.

С момента объявления карантина жители города начинают ощущать себя, словно в тюрьме. Им запрещено отправлять письма, купаться в море, выходить за пределы города, охраняемого вооруженными стражами. В городе постепенно заканчивается продовольствие, чем пользуются контрабандисты, люди вроде Коттара; возрастает разрыв между бедными, вынужденными влачить нищенское существование, и состоятельными жителями Орана, позволяющими себе покупать на черном рынке втридорога продукты питания, роскошествовать в кафе и ресторанах, посещать увеселительные заведения. Никто не знает, как долго продлится весь этот ужас. Люди живут одним днем.

Рамбер, чувствуя себя в Оране чужим, рвется в Париж к своей жене. Сначала официальными путями, а затем при помощи Коттара и контрабандистов он пытается вырваться из города. Доктор Риэ между тем трудится по двадцать часов в сутки, ухаживая за больными в лазаретах. Видя самоотверженность доктора и Жана Тарру, Рамбер, когда у него появляется реальная возможность покинуть город, отказывается от этого намерения и примыкает к санитарным дружинам Тарру.

В самый разгар эпидемии, уносящей огромное количество жизней, единственным человеком в городе, довольным положением вещей, остается Коттар, поскольку, пользуясь эпидемией, сколачивает себе состояние и может не волноваться, что о нем вспомнит полиция и возобновится начатый над ним судебный процесс.

Многие люди, вернувшиеся из специальных карантинных учреждений, потерявшие близких, теряют рассудок и жгут свои собственные жилища, надеясь таким образом остановить распространение эпидемии. В огонь на глазах равнодушных владельцев бросаются мародеры и расхищают все, что только могут унести на себе.

Поначалу погребальные обряды совершаются при соблюдении всех правил. Однако эпидемия приобретает такой размах, что вскоре тела умерших приходится бросать в ров, кладбище уже не может принять всех усопших. Тогда их тела начинают вывозить за город, где и сжигают. Чума свирепствует с весны. В октябре доктор Кастель создает сыворотку в самом Оране из того вируса, который овладел городом, ибо этот вирус несколько отличается от классического его варианта. К бубонной чуме добавляется со временем еще и чума легочная.

Сыворотку решают испробовать на безнадежном больном, сыне следователя Отона. Доктор Риэ и его друзья несколько часов подряд наблюдают агонию ребенка. Его не удается спасти. Они тяжело переживают эту смерть, гибель безгрешного существа. Однако с наступлением зимы, в начале января, все чаще и чаще начинают повторяться случаи выздоровления больных, так происходит, например, и с Граном. Со временем становится очевидным, что чума начинает разжимать когти и, обессилев, выпускать жертвы из своих объятий. Эпидемия идет на убыль.

Жители города сначала воспринимают это событие самым противоречивым образом. От радостного возбуждения их бросает в уныние. Они еще не вполне верят в свое спасение. Коттар в этот период тесно общается с доктором Риэ и с Тарру, с которым ведет откровенные беседы о том, что, когда закончится эпидемия, люди отвернутся от него, Коттара. В дневнике Тарру последние строки, уже неразборчивым почерком, посвящены именно ему. Неожиданно Тарру заболевает, причем обоими видами чумы одновременно. Доктору не удается спасти своего друга.

Однажды февральским утром город, наконец объявленный открытым, ликует и празднует окончание страшного периода. Многие, однако, чувствуют, что никогда не станут прежними. Чума внесла в их характер новую черту – некоторую отрешенность.

Однажды доктор Риэ, направляясь к Грану, видит, как Коттар в состоянии помешательства стреляет по прохожим из своего окна. Полиции с трудом удается его обезвредить. Гран же возобновляет написание книги, рукопись которой приказал сжечь во время своей болезни.

Доктор Риэ, вернувшись домой, получает телеграмму, в которой говорится о кончине его жены. Ему очень больно, но он осознает, что в его страдании отсутствует нечаянность. Та же непрекращающаяся боль мучила его в течение нескольких последних месяцев. Вслушиваясь в радостные крики, доносящиеся с улицы, он думает о том, что любая радость находится под угрозой. Микроб чумы никогда не умирает, он десятилетиями способен дремать, а затем может наступить такой день, когда чума вновь пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города.

Вариант 2

В романе описывается свидетельство человека, который пережил эпидемию чумы и был разорен в городе Оране, что находится на алжирском берегу. Рассказчиком выступает доктор Бернар Риэ, который в то время руководит мероприятиями против эпидемии.

Чума пришла в город внезапно. Сначала на улицах появилось множество дохлых крыс. Затем их стали собирать тысячами. Еще не догадываясь о предстоящей беде, доктор Риэ отправляет свою больную жену в горный пансионат. А к нему домой приезжает мать.

Первой жертвой чумы становится привратник в доме доктора. Со временем количество заболевших быстро возрастает. Доктор заказывает вакцину в Париже, которая не совсем помогает. В городской мэрии решают объявить карантин. Оран становится закрытым для посетителей.

В один из вечеров, доктора вызывает к себе давний пациент, которого Риэ лечил бесплатно. Он рассказал, что его сосед пытался наложить на себя руки. Причина, которая послужила таким действиям, неясна. Однако после инцидента сосед изменился. Ранее он был груб со всеми, а сейчас проявляет любезность. Видимо, у него нечиста совесть, и теперь ему необходимо заслужить расположение близких и соседей.

В самом начале эпидемии, доктор Риэ знакомится с двумя людьми. Один из них, Раймон Рамбер, работает журналистом, а другой, молодой человек по имени Жан Тарру. Он приехал в город за несколько дней до появления чумы. И теперь ведет подробные записи обо всех, происходящих событиях. Впоследствии этот человек, становится близким другом доктора, и организовывает с ним добровольческие отряды для спасения жителей.

Во время карантина, некоторые жители города переходят черту бедности. Другие же, имея солидный капитал, покупают на рынке продукты по завышенным ценам и развлекаются в кафе и ресторанах. Никто не знает, сколько им придется терпеть подобный ужас. Горожане живут в страхе.

Рамбер хочет выбраться из карантинной зоны и уехать домой в Париж. Он договаривается с контрабандистами о поездке, так как официально город покидать нельзя. Однако, видя, как доктор и Жан Тарру самоотверженно борются с эпидемией, примыкает к ним.

Тем временем, эпидемия набирает силу. Жителей уже не хоронят на кладбище из-за нехватки места. Умерших вывозят за город и сжигают. В городе творится хаос. Многие, кто потерял своих близких, сходят с ума и сжигают свои жилища.

Через полгода, доктор Кастель разрабатывает вакцину, на основе вируса. Сначала сыворотка не помогает, но со временем стали учащаться случаи успешного выздоровления. Спустя несколько месяцев, с города снимают карантин и объявляют открытым. Однако доктор Риэ понимает, что вирус умеет ждать, и может наступить такой момент, когда микроб проснется и снова выйдет на улицы города.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. Творчество А. Камю с примером плодотворного объединения талантов писателя и философа. В своих произведениях А. Камю размышляет над абсурдностью мира и смыслом бытия человека в нем. Человека художник ставит превыше всего. Этот создание, мыслящее, полное ответственности за все существо. Он Read More ......
2. Едва лишь закончилась Вторая мировая война, но воспоминания о ней еще весьма живые, воспоминания об “коричневой чуме” – фашизм. Но почему тогда просто не написать роман о войне, о ее жертвах? Зачем такая аллегория? Чума – это не только жестокость. Read More ......
3. Экзистенциализм возник накануне первой мировой войны в России Для философской атмосферы того периода, в которой возник зкзистенциализм, характерны отступление на задний план методологически-теоретико-познавательной проблематики (Дильтей), обращение к объекту (Гуссерль), возрождение метафизики (Н. Гартман) и идея философской антропологии (Шелер). Во время Read More ......
4. “Чума” – роман философский. Понятно, что на первом плане стоит философская проблематика, философское обобщенно-универсальное трактование зла в контексте человеческого существования. Именно так осмысливается чума главными героями произведения, интеллектуалами Рие и Тарру. Что же такое чума? Во-первых, это конкретная болезнь. Во-вторых, Read More ......
5. XIX – в начале в искусстве происходит глобальный переворот, связанный с поиском новых форм изображения человека и мира. Опираясь на достижение психологической прозы XIX столетия, писатели все больше углубляются во внутренний мир человека. Особое место в литературе XX столетия занимает Read More ......
6. На протяжении всей тысячелетней истории человечество освоило много страшных уроков. Вечные ценности оказались шаткими, человек – преисполненным эгоизма и непомерных желаний, природа – воплощением апокалипсиса. Но только XX век принес человечеству истинное понимание тщетности жизни. Вторая мировая война открыла и Read More ......
7. Осадное положение Чума захватывает испанский город Кадис и устанавливает в нем свои порядки. Освободит людей только тот, кто преодолеет страх перед Чумой. “Осадное положение” – это представление в трех частях. В предисловии автор указывает на своего якобы соавтора Жана-Луи Барро, Read More ......
8. Посторонний Мерсо, мелкий французский чиновник, житель алжирского предместья, получает известие о смерти своей матери. Три года назад, будучи не в состоянии содержать ее на свое скромное жалованье, он поместил ее в богадельню. Получив двухнедельный отпуск, Мерсо в тот же день Read More ......

Роман представляет собой свидетельство очевидца, пережившего эпидемию чумы, разразившейся в 194… году в городе Оране, типичной французской префектуре на алжирском берегу. Повествование ведется от лица доктора Бернара Риэ, руководившего противочумными мероприятиями в зараженном городе.

Чума приходит в этот город, лишенный растительности и не знающий пения птиц, неожиданно. Все начинается с того, что на улицах и в домах появляются дохлые крысы. Вскоре уже ежедневно их собирают по всему городу тысячами, В первый же день нашествия этих мрачных предвестников беды, еще не догадываясь о грозящей городу катастрофе, доктор Риэ отправляет свою давно страдающую каким-то недугом жену в горный санаторий. Помогать по хозяйству к нему переезжает его мать.

Первым умер от чумы привратник в доме доктора. Никто в городе пока не подозревает, что обрушившаяся на город болезнь - это чума. Количество заболевших с каждым днем увеличивается. Доктор Риэ заказывает в Париже сыворотку, которая помогает больным, но незначительно, а вскоре и она заканчивается. Префектуре города становится очевидна необходимость объявления карантина. Оран становится закрытым городом.

Однажды вечером доктора вызывает к себе его давний пациент, служащий мэрии по фамилии Гран, которого доктор по причине его бедности лечит бесплатно. Его сосед, Коттар, пытался покончить жизнь самоубийством. Причина, толкнувшая его на этот шаг. Грану не ясна, однако позже он обращает внимание доктора на странное поведение соседа. После этого инцидента Коттар начинает проявлять в общении с людьми необыкновенную любезность, хотя прежде был нелюдимым. У доктора возникает подозрение, что у Коттара нечиста совесть, и теперь он пытается заслужить расположение и любовь окружающих.

Сам Гран - человек пожилой, худощавого телосложения, робкий, с трудом подбирающий слова для выражения своих мыслей. Однако, как потом становится известно доктору, он в течениеуже многих лет в свободные от работы часы пишет книгу и мечтает сочинить поистине шедевр. Все эти годы он отшлифовывает одну-единственную, первую фразу.

В начале эпидемии доктор Риэ знакомится с приехавшим из Франции журналистом Раймоном Рамбером и еще довольно молодым, атлетического сложения человеком со спокойным, пристальным взглядом серых глаз по имени Жан Тарру. Тарру с самого своего приезда в город за несколько недель до разворачивающихся событий ведет записную книжку, куда подробнейшим образом вносит свои наблюдения за жителями Орана, а затем и за развитием эпидемии. Впоследствии он становится близким другом и соратником доктора и организует из добровольцев санитарные бригады для борьбы с эпидемией.

С момента объявления карантита жители города начинают ощущать себя, словно в тюрьме. Им запрещено отправлять письма, купаться в море, выходить за пределы города, охраняемого вооруженными стражами. В городе постепенно заканчивается продовольствие, чем пользуются контрабандисты, люди вроде Коттара; возрастает разрыв между бедными, вынужденными влачить нищенское существование, и состоятельными жителями Орана, позволяющими себе покупать на черном рынке втридорога продукты питания, роскошествовать в кафе и ресторанах, посещать увеселительные заведения. Никто не знает, как долго продлится весь этот ужас. Люди живут одним днем.

Рамбер, чувствуя себя в Оране чужим, рвется в Париж к своей жене. Сначала официальными путями, а затем при помощи Коттара и контрабандистов он пытается вырваться из города. Доктор Риэ между тем трудится по двадцать часов в сутки, ухаживая за больными в лазаретах. Видя самоотверженность доктора и Жана Тарру, Рамбер, когда у него появляется реальная возможность покинуть город, отказывается от этого намерения и примыкает к санитарным дружинам Тарру.

В самый разгар эпидемии, уносящей огромное количество жизней, единственным человеком в городе, довольным положением вещей, остается Коттар, поскольку, пользуясь эпидемией, сколачивает себе состояние и может не волноваться, что о нем вспомнит полиций и возобновится начатый над ним судебный процесс.

Многие люди, вернувшиеся из специальных карантинных учреждений, потерявшие близких, теряют рассудок и жгут свои собственные жилища, надеясь таким образом остановить распространение эпидемии. В огонь на глазах равнодушных владельцев бросаются мародеры и расхищают все, что только могут унести на себе.

Поначалу погребальные обряды совершаются при соблюдении всех правил. Однако эпидемия приобретает такой размах, что вскоре тела умерших приходится бросать в ров, кладбище уже не может принять всех усопших. Тогдаих тела начинают вывозить за город, где и сжигают. Чума свирепствует с весны. В октябре доктор Кастель создает сыворотку в самом Оране из того вируса, который овладел городом, ибо этот вирус несколько отличается от классического его варианта. К бубонной чуме добавляется со временем еще и чума легочная.

Сыворотку решают испробовать на безнадежном больном, сыне следователя Огона. Доктор Риэ и его друзья несколько часов подряд наблюдают атонию ребенка. Его не удается спасти. Они тяжело переживают эту смерть, гибель безгрешного существа. Однако с наступлением зимы, в начале января, все чаще и чаще начинают повторяться случаи выздоровления больных, так происходит, например, и с Граном. Со временем становится очевидным, что чума начинает разжимать когти и, обессилев, выпускать жертвы из своих объятий. Эпидемия идет на убыль.

Жители города сначала воспринимают это событие самым противоречивым образом. От радостного возбуждения их бросает в уныние. Они еще не вполне верят в свое спасение. Коттар в этот период тесно общается с доктором Риэ и с Тарру, с которым ведет откровенные беседы о том, что, когда закончится эпидемия, люди отвернутся от него, Коттара. В дневнике Тарру последние строки, уже неразборчивым почерком, посвящены именно ему. Неожиданно Тарру заболевает, причем обоими видами чумы одновременно. Доктору не удается спасти своего друга.

Однажды февральским утром город, наконец объявленный открытым, ликует и празднует окончание страшного периода. Многие, однако, чувствуют, что никогда не станут прежними. Чума внесла в их характер новую черту - некоторую отрешенность.

Однажды доктор Риэ, направляясь к Грану, видит, как Коттар в состоянии помешательства стреляет по прохожим из своего окна. Полиции с трудом удается его обезвредить. Гранже возобновляет написание книги, рукопись которой приказал сжечь во время своей болезни.

Доктор Риэ, вернувшись домой, получает телеграмму, в которой говорится о кончине его жены. Ему очень больно, но он осознает, что в его страдании отсутствует нечаянность. Та же непрекращающаяся боль мучила его в течение нескольких последних месяцев. Вслушиваясь в радостные крики, доносящиеся с улицы, он думает о том, что любая радость находится под угрозой. Микроб чумы никогда не умирает, он десятилетиями способен дремать, а затем может наступить такой день, когда чума вновь пробудит крыс и пошлет их околевать на улицы счастливого города.

Обращаем ваше внимание, что краткое содержание романа "Чума" не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию произведения.